Иван Быкович(русская народная сказка)
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Стали они бога молить, чтоб создал им детище во младости на по-глядение, а под старость на прокормление; помолились, легли спать и уснули крепким сном. Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде златоперый ерш плавает, коли царица его скушает, сейчас может забеременеть. Просыпались царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать свой сон. Мамки и няньки так рассудили: что во сне привиделось, то и наяву может случиться. Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златоперого. На заре пришли рыбаки на тихий пруд, закинули сети, и на их счастье с первою ж тонею попался златоперый ерш. Вынули его, принесли во дворец; как увидала царица, не могла на месте усидеть, скоро к рыбакам подбегала, за руки хватала, большой казной награждала; после позвала свою любимую кухарку и отдавала ей ерша златоперого с рук на руки. - На, приготовь к обеду, да смотри, чтобы никто до него не дотронулся. Кухарка вычистила ерша, вымыла и сварила, помои на двор выставила; по двору ходила корова, те помои выпила; рыбку съела царица, а посуду кухарка подлизала. И вот разом забрюхатели: и царица, и ее любимая кухарка, и корова, и разрешились все в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у кухарки - Иван, кухаркин сын, у коровы - Иван Быкович. Стали ребятки расти не по дням, а по часам; как хорошее тесто на опаре поднимается, так и они вверх тянутся. Все три молодца на одно лицо удались, и признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто - кухаркино и кто от коровы -народился. Только по тому и различали их: как воротятся с гулянья, Иван-царевич просит белье переменить, кухаркин сын норовит съесть что-нибудь, а Иван Быкович прямо на отдых ложится. По десятому году пришли они к царю и говорят; - Любезный наш батюшка! Сделай нам железную палку в пятьдесят пудов. Царь приказал своим кузнецам сковать железную палку в пятьдесят пудов; те принялись за работу и в неделю сделали. Никто палки за один край приподнять не может, а Иван-царевич, да Иван, кухаркин сын, да Иван Быкович между пальцами ее повертывают, словно перо гусиное. Вышли они на широкий царский двор. - Ну, братцы,- говорит Иван-царевич,- давайте силу пробовать; кому быть большим братом. - Ладно,- отвечал Иван Быкович,- бери палку и бей нас по плечам. Иван-царевич взял железную палку, ударил Ивана, кухаркина сына, да Ивана Быковича по плечам и вбил того и другого по колена в землю. Иван, кухаркин сын, ударил - вбил Ивана-царевича да Ивана Быковича по самую грудь в землю; а Иван 'Быкович ударил - вбил обоих братьев по самую шею. - Давайте,- говорит царевич,- еще силу попытаем: станем бросать железную палку кверху; кто выше забросит - тот будет больший брат. - Ну что ж, бросай ты! Иван-царевич бросил - палка через четверть часа назад упала, Иван, кухаркин сын, бросил - палка через полчаса упала, а Иван Быкович бросил - только через час воротилась. - Ну, Иван Быкович, будь ты большой брат. После того пошли они гулять по саду и нашли громадный камень. - Ишь какой камень! Нельзя ль его с места сдвинуть? - сказал Иван-царевич, уперся в него руками, возился, возился - нет, не берет сила. Попробовал Иван, кухаркин сын,- камень чуть-чуть подвинулся. Говорит им Иван Быкович: - Мелко же вы плаваете! Постойте, я попробую. Подошел к камню да как. двинет его ногою - камень ажио загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев. Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная: есть на чем добрым молодцам разгуляться! Тотчас побежали они к царю и стали проситься: - Государь-батюшка! Благослови нас в чужие земли ехать, самим на людей посмотреть, себя в людях показать. Царь их благословил, на дорогу казной наградил; они с царем простились,, сели на богатырских коней и в путь-дорогу пустились. Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам и приехали в дремучий лес; в том лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо - повертывается. - Избушка, избушка, повернись к нам передом, к лесу задом; нам в тебя лезти, хлеба-соли ести. Избушка повернулась. Добрые молодцы входят в избушку - на печке лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, нос в потолок. - Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится. - Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу. Баба-яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко: - Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь? - Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост; слышал я, что там не одно чудо-юдо живет. - Ай да Ванюша! За дело хватился; ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили. Братья переночевали у бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу. Приезжают к реке Смородине; по всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено! Увидали они избушку, вошли в нее - пустехонька, и вздумали тут остановиться. Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович: - Братцы! Мы заехали в чужедальную сторону, надо жить нам с осторожкою; давайте по очереди на дозор ходить. Кинули жеребий - доставалось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую - Ивану, кухаркину сыну, а третью - Ивану Бы-ковичу. Отправился Иван-царевич на дозор, залез в кусты и крепко заснул. Иван Быкович на него не понадеялся; как пошло время за полночь -он тотчас готов был, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост. Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы закричали -выезжает чудо-юдо шестиглавое; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Говорит чудо-юдо шестиглавое: - Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, а ты, песья шерсть, ощетинилась? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый мо'-лодец, еще не родился, а коли родился - так на войну не сгодился; я его на одну руку посажу, другой прихлопну - только мокренько будет! Выскочил Иван Быкович: - Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано перья щипать; не отведав добра молодца, нечего хулить его. А давай лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится. Вот сошлись они - поравнялись, так жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось: Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы. - Стой, Иван Быкович! Дай мне роздыху. - Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего одна; вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем. Снова они сошлись, снова ударились; Иван Быкович отрубил чуду-юду и последние головы, взял туловище - рассек на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Поутру приходит Иван-царевич. - Ну что, не видал ли чего? - Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала. На другую ночь отправился на дозор Иван, кухаркин сын, забрался в кусты и заснул. Иван Быкович на него не понадеялся; как пошло время за полночь - он тотчас снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост. Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися -выезжает чудо-юдо девятиглавое; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам ворона по перьям, хорта по ушам: - Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он еще не родился, а коли родился - так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью! Выскочил Иван Быкович: - Погоди - не хвались, прежде богу помолись, руки умой да за дело примись! Еще неведомо - чья возьмет! Как махнет богатырь своим острым мечом раз-два, так и снес у нечистой силы шесть голов; а чудо-юдо ударил - по колена его в сыру землю вогнал. Иван Быкович захватил горсть земли и бросил своему супротивнику прямо в очи. Пока чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь срубил ему и остальные головы, взял туловище - рассек на мелкие части и по-бросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил. Наутро приходит Иван, кухаркин сын. - Что, брат, не видал ли за ночь чего? - Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал! Иван Быкович повел братьев под калиновый мост, показал им на мертвые головы и стал стыдить: - Эх вы, сони, где вам воевать? Вам бы дома на печи лежать!На третью ночь собирается на дозор идти Иван Быкович; взял белое полотенце, повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям: - Я на страшный бой иду; а вы, братцы, всю ночь не спите да присматривайтесь, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит - ладно дело, если полна миска набежит - все ничего, а если через край польет - тотчас спускайте с цепей моего богатырского коня и сами спешите на помочь мне. Вот стоит Иван Быкович под калиновым мостом; пошло время за полночь, на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися выезжает чудо-юдо двенадцатиглавое; конь у него о двенадцати крылах, шерсть у коня серебряная, хвост и грива - золотые. Едет чудо-юдо; вдруг под ним конь споткнулся; черный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился. Чудо-юдо коня по бедрам, ворона по перьям, хорта по ушам: - Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты, песья шерсть, щетинишься? Аль вы думаете, что Иван Быкович здесь? Так он еще не родился, а коли родился - так на войну не сгодился, я только дуну - его и праху не останется! Выскочил Иван Быкович. - Погоди - не хвались, прежде богу помолись! - А, ты здесь! Зачем пришел? - На тебя, нечистая сила, посмотреть, твоей крепости испробовать. - Куда тебе мою крепость пробовать? Ты муха передо мной! Отвечает Иван Быкович: Я пришел с тобой не сказки рассказывать, а насмерть воевать. Размахнулся своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, черкнул по ним своим огненным пальцем - и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали! Плохо пришлось Ивану Быковичу; чудо-юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю. - Стой, нечистая' сила! Цари-короли сражаются, и те замиренье делают; а мы с тобой ужли будем воевать без роздыху? Дай мне роздыхухоть до трех раз. Чудо-юдо согласился; Иван Быкович снял правую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица все окна побила, а его братья спят, ничего не слышат. В другой раз размахнулся Иван Быкович сильней прежнего и срубил чуду-юду шесть голов; чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем -и опять все головы на местах, а Ивана Быковича забил он по пояс в сыру землю. Запросил богатырь роздыху, снял левую рукавицу и пустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья все спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся он еще сильнее и срубил чуду-юду девять голов; чудо-юдо подхватил их, черкнул огненным пальцем - головы опять приросли, а Ивана Быковича вогнал он в сыру землю по самые плечи. Иван Быкович запросил роздыху, снял с себя шляпу и пустил в избушку; от того удара избушка развалилася, вся по бревнам раскатилася. Тут только братья проснулись, глянули - кровь из миски через .край льется, а богатырский конь громко ржет да с цепей рвется. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами на помочь спешат. - А! - говорит чудо-юдо,- ты обманом живешь; у тебя помочь есть. Богатырский конь прибежал, начал бить его копытами; а Иван Быкович тем временем вылез из земли, приловчился и отсек чуду-юду огненный палец. После того давай рубить ему головы: сшиб все до единой, туловище на мелкие части разнял и побросал все в реку Смородину. Прибегают братья. - Эх вы, сони! - говорит Иван Быкович.- Из-за вашего сна я чуть-чуть головой не поплатился. Поутру ранешенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался воробышком, прилетел к белокаменным палатам и сел у открытого окошечка. Увидала его старая ведьма, посыпала зернышков и стала сказывать: - Воробышек-воробей! Ты прилетел зернышков покушать, моего горя послушать. Насмеялся надо мной Иван Быкович, всех зятьев моих извел. - Не горюй, матушка! Мы ему за все отплатим,- говорят чудо-юдовы жены. - Вот я,- говорит меньшая,- напущу голод, сама выйду на дорогу да сделаюсь яблоней с золотыми и серебряными яблочками: кто яблочко сорвет - тот сейчас лопнет. - А я,- говорит середняя,- напущу жажду, сама сделаюсь колодезем; на воде будут две чаши плавать: одна золотая, другая серебряная; кто за чашу возьмется - того я утоплю. - А я,- говорит старшая,- сон напущу, а сама перекинусь золотой кроваткою; кто на кроватке ляжет - тот огнем сгорит. Иван Быкович выслушал эти речи, полетел назад, ударился оземь и стал по-прежнему добрым молодцем. Собрались три брата и поехали домой. Едут они дорогою, голод их сильно мучает, а есть нечего. Глядь -стоит яблоня с золотыми и серебряными яблочками; Иван-царевич да Иван, кухаркин сын, пустились было яблочки рвать, да Иван Быкович наперед заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест - только кровь брызжет! То же сделал он и с колодезем и с золотою кроваткою. Сгибли чудо-юдовы жены. Как проведала о том старая ведьма, нарядилась нищенкой, выбежала на дорогу и стоит с котомкою. Едет Иван Быкович с братьями; она протянула руку и стала просить милостыни. Говорит царевич Ивану Быковичу: - Братец! Разве у нашего батюшки мало золотой казны? Подай этой нищенке святую милостыню. Иван Быкович вынул червонец и подает старухе; она не берется за деньги, а берет его за руку и вмиг с ним счезла. Братья оглянулись -нет ни старухи, ни Ивана Быковича, и со страху поскакали домой, хвосты поджавши. А ведьма утащила Ивана Быковича в подземелье и привела к своему мужу - старому старику. - На тебе,- говорит,- нашего погубителя! Старик лежит на железной кровати, ничего не видит: длинные ресницы и густые брови совсем глаза закрывают. Позвал он двенадцать могучих богатырей и стал им приказывать: - Возьмите-ка вилы железные, подымите мои брови и ресницы черные, я погляжу, что он за птица, что убил моих сыновей? Богатыри подняли ему брови и ресницы вилами; старик взглянул: - Аи да молодец Ванюша! Дак это ты взял смелость с моими детьми управиться! Что ж мне с тобою делать? Твоя воля, что хочешь, то и делай, я на все готов. - Ну да что много толковать, ведь детей не поднять; сослужи-ка мне лучше службу: съезди в невиданное царство, в небывалое государство и достань мне царицу - золотые кудри, я хочу на ней жениться. Иван Быкович про себя подумал: "Куда тебе, старому черту, жениться, разве мне, молодцу!" А старуха взбесилась, навязала камень на шею, бултых в воду и утопилась. - Вот тебе, Ванюша, дубинка,- говорит старик,- ступай ты к такому-то дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: "Выйди, корабль! Выйди, корабль! Выйди, корабль!" Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды приказ, чтобы он затворился; да смотри не забудь! Если этого не сделаешь, причинишь мне обиду великую. Иван Быкович пришел к дубу, ударяет в него дубинкою бессчетное число раз и приказывает: - Все, что есть, выходи! Вышел первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: - Все за мной! - и поехал в путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад и видит: сила несметная кораблей и лодок! Все его хвалят, все благодарят. Подъезжает к нему старичок в лодке: - Батюшка Иван Быкович, много лет тебе здравствовать! Прими меня в товарищи. - А ты что умеешь? - Умею, батюшка, хлеб есть. Иван Быкович сказал: - Фу, пропасть! Я и сам на это горазд; однако садись на корабль, я добрым товарищам рад. Подъезжает в лодке другой старичок: - Здравствуй, Иван Быкович! Возьми меня с собой. - А ты что умеешь? - Умею, батюшка, вино-пиво пить. - Нехитрая наука! Ну да полезай на корабль. Подъезжает третий старичок: - Здравствуй, Иван Быкович! Возьми и меня. - Говори: что умеешь? - Я, батюшка, умею в бане париться. - Фу, лихая те побери! Эки, подумаешь, мудрецы! Взял на корабль и этого; а тут еще лодка подъехала; говорит четвертый старичок: - Много лет здравствовать, Иван Быкович! Прими меня в товарищи. - Да ты кто такой? - Я, батюшка, звездочет. - Ну, уж на это я не горазд; будь моим товарищем. Принял четвертого, просится пятый старичок. - Прах вас возьми! Куды мне с вами деваться? Сказывай скорей: что умеешь? - Я, батюшка, умею ершом плавать. - Ну, милости просим! Вот поехали они за царицей - золотые кудри. Приезжают в невидан-ное царство, небывалое государство; а там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли вино курили, пиво варили. Увидал Иван Быкович несчетное число возов хлеба да столько же бочек винами пива; удивляется и спрашивает: - Что б это значило? - Это все для тебя наготовлено. - Фу, пропасть! Да мне столько в целый год не съесть, не выпить. Тут вспомнил Иван Быкович про своих товарищей и стал вызывать: - Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас пить-есть разумеет? Отзываются Объедайло да Опивайло: - Мы, батюшка! Наше дело ребячье. - А ну, принимайтесь за работу! Подбежал один старик, начал хлеб поедать: разом в рот кидает не то что караваями, а целыми возами. Все приел и ну кричать: - Мало хлеба; давайте еще! Подбежал другой старик, начал пиво-вино пить, все выпил и бочки проглотил. - Мало,- кричит.- Подавайте еще! Засуетилась прислуга; бросилась к царице с докладом, что ни хлеба, ни вина недостало. А царица - золотые кудри приказала вести Ивана Быковича в баню париться. Та баня топилась три месяца и. так накалена была, что за пять верст нельзя было подойти к ней. Стали звать Ивана Быковича в баню париться; он увидал, что от бани огнем пышет, и говорит: - Что вы, с ума сошли? Да я сгорю там! Тут ему опять вспомнилось: - Ведь со мной товарищи есть! Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас умеет в бане париться? Подбежал старик: - Я, батюшка! Мое дело ребячье. Живо вскочил в баню, в угол дунул, в другой плюнул - вся баня остыла, а в углах снег лежит. - Ох, батюшки, замерз, топите еще три года! - кричит старик что есть мочи. Бросилась прислуга с докладом, что баня совсем замерзла, а Иван Быкович стал требовать, чтоб ему царицу - золотые кудри выдали. Царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала. Вот плывут они день и другой; вдруг ей сделалось грустно, тяжко -ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо. - Ну,- говорит Иван Быкович,- совсем пропала! -- Потом вспомнил: - Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочет? - Я, батюшка! Мое дело ребячье,- отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды; одну нашел лишнюю и ну толкать ее! Сорвалась звездочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала "на корабль и обернулась царицею - золотые кудри. Опять едут день, едут другой; нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в грудь, оборотилась щукою и поплыла в море. "Ну, теперь пропала!"- думает Иван Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать: Ты, что ль, горазд ершом плавать? - Я, батюшка, мое дело ребячье! - Ударился оземь, оборотился ершом, поплыл в море за щукою и давай ее под бока колоть. Щука выскочила на корабль и опять сделалась царицею - золотые кудри. Тут старички с Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились; а он поехал к чудо-юдову отцу. Приехал к нему с царицею - золотые кудри; тот позвал двенадцать могучих богатырей, велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы черные. Глянул на царицу и говорит: - Аи да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет отпущу. - Нет, погоди,- отвечает Иван Быкович,- не подумавши сказал! - А что? - Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет! - Ладно, Ванюша! Ступай ты наперед. Иван Быкович пошел по жердочке, а царица - золотые кудри про себя говорит: - Легче пуху лебединого пройди! Иван Быкович прошел - и жердочка не погнулась; а старый старик пошел - только на середину ступил, так и полетел в яму. Иван Быкович взял царицу - золотые кудри и воротился домой; скоро они обвенчались и задали пир на весь мир. Иван Быкович сидит за столом да своим братьям похваляется: - Хоть долго я воевал, да молодую жену достал! А вы, братцы, садитесь-ка на печи да гложите кирпичи! На том пиру и я был, мед-вино пил, по усам текло, да в рот не попало; тут меня угощали: отняли лоханку от быка да налили молока; потом дали калача, в ту ж лоханку помоча. Я не пил, не ел, вздумал утираться, со мной стали драться; я надел колпак, стали в шею толкать!
|